Боевой офицер Михаил Юрьевич Лермонтов

Уважаемые Друзья! Прошла памятная дата памяти М.Ю. Лермонтова. Не скажу, что в нашей стране прошли торжества равные торжествам посвященных А.С. Пушкину. Но не в этом дело. Встречается много материала всякого и разного. Но удивляет то, что авторы не всегда добросовестно его готовят. В большей степени просто перепечатывают с старых учебников и статей. Я говорю об авторах статей, а не о тех кто данный материал размещает здесь в ЛиРу. Вот буквально сейчас встретил в статье Фаины Шатровой такие строки:

"Его ссылают на Кавказ, в полк, который не участвует в боевых действиях. Это значит только одно – поэт лишен возможности проявить себя и получить в награду прощение, которое, впрочем, вряд ли было ему необходимо."

Это совсем не так!!!! Данный материал, который  представляю здесь, уже в этом Дневнике есть. Но как говорят - Повторение пройденного лишним не бывает.

М. Ю. Лермонтов - С. А. Раевскому

С тех пор, как выехал  из России, поверишь ли, я находился  до сих пор в беспрерывном странствовании, то на nepeкладной, то верхом; изъездил Линию всю вдоль, от Кизляра до Тамани, переехал горы, был Шуше, в Кубе, в Шемахе,  в Кахетии, одетым по-черкесски, с ружьем за плечами; ночевал в чистом поле, засыпал под крик  шакалов,  ел чурек, пил кахетинское  даже...

                                                                                                                                                    Ноябрь-декабрь 1837 г..

М. Ю. Лермонтов - С. А. Раевскому

Здесь, кроме войны, службы нету; я приехал в отряд слишком поздно, ибо государь нынче не велел делать вторую экспедицию, и я слышал только два, три выстрела; зато два раза в моих путешествиях отстреливался: раз ночью мы ехали втроем из Кубы, я, один офицер нашею полка и Черкес (мирный, разумеется) - и чуть не попались шайке лезгин.. Хороших ребят, здесь много...

                                                                                                                                                            Ноябрь-декабрь 1837 г.

М. Ю.  Лермонтов - А. А. Лопухину

О  милый Алексис !
Завтра я еду в действующий отряд на левый ф.ланг, в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму, а если возьму, то постараюсь прислать тебе по пересылке. Такая каналья этот пророк!

                                                                     (Ставрополь, 17 июня 1840 г.

(Примечание: Шамиля удалось взять только через девятнадцать лет...)

М. Ю.  Лермонтов - А. А. Лопухину

 Мой милый Алеша.
Я уверен, что ты получил письма мои, которые я тебе писал из действующем отряда в Чечне, но уверен также, что ты мне не отвечал, ибо я ничего о тебе не слышу письменно. Пожалуйста, не ленись; ты не можешь вообразить, как тяжела мысль, что друзья нас забывают. С тех пор, как я на Кавказе, я не получал ни от кого писем., даже из дому не имею известий. Может быть, они пропадают, потому что я не был нигде на месте, а шатался все время по горам с отрядом. У нас были каждый день дела, и одно довольно жаркое. которое продолжалось 6 часов сряду. У нас было всего 2000 пехоты, а их до 6 тысяч; и все время дрались штыками. У нас убыло 30 офицеров и до 300 рядовых. а их 600 тел осталось на месте - кажется, хорошо! - вообрази себе, что в овраге, где была потеха, час после дела еще пахло кровью. Когда мы увидимся, я тебе расскажу подробности очень интересные, - только бог знает, когда мы увидимся. Я теперь вылечился почти совсем и еду с вод опять в отряд в Чечню. Если ты будешь мне писать, то вот адрес; "на Кавказскую линию, в действующий отряд генерал-лейтенанта Голофеева, на левый фланг" Я здесь проведу до конца, ноября, а потом не знаю, куда отправлюсь - в Ставрополь, на Черное море или в Тифлис. Я вошел во вкус войны и уверен, что для человека, который привык к сильным ощущениями этого банка, мало найдется удовольствий, которые бы не показались приторными.

                                                                                                                                       Пятигорск, 12 сентября 1840 г.


М. Ю.  Лермонтов - А. А. Лопухину

Милый  Алеша
Пишу тебе из крепости Грозной, в которую мы, то есть отряд, возвратились из 20-дневной экспедиции в Чечне. Не знаю, что будет дальше, а пока судьба меня не очень обижает.- я получил  в наследство от Дорохова, которого ранили, отборную команду охотников, состоящую из ста казаков - разный сброд (1), волонтеры, татары и проч., это нечто вроде партизанскою отряда, и если мне случится с ними удачно действовать, то авось что-нибудь дадут; я ими только четыре дня в деле командовал и не знаю еще хорошенько, до какой степени они надежны; но maк  как, вероятно, мы будем еще воевать целую зиму, то я успею их раскусить. Вот тебе обо мне самое интересное.

                                                                                                                                               Крепость Грозная, 6-26 октября 1840 г.

(1) В те времена слово не носило отрицательного значения и употреблялось обычно в смысле «сводный отряд».



М. Ю.  Лермонтов - А. А. Лопухину

...Писем я ни от тебя, ни от кого другого уже месяца три не получал. Бог знает, что с вами сделаюсь,- забыли, что ли? Или пропадают? Я махнул рукой.. Мне тебе нечего мною писать, жизнь наша здесь вне воины однообразна; а описывать экспедиции не велят. Ты видишь. как я покорен законами. Может быть, когда-нибудь я засяду у твоего камина и paccкaжу тебе долгие труды, ночные схватки, утомительные перестрелки, все картины военной жизни, которых я был свидетелем. Варвара Александровна будет зевать за пяльцами и, наконец уснет от моего рассказа, а тебя вызовет в другую комнату управитель, и я останусь один, и буду доканчивать свою историю твоему сыну, который сделает мне кака на колена...

                                                                                                                                                                                          Крепость Грозная, 16-26 октября 1840 г.

М. Ю.. Лермонтов - С. Н.  Карамзиной.

Я только что приехал в Ставрополь, дорогая мадемуазель Софи, и отправляюсь в тот же день в экспедицию со Столыпиным, Монго. Пожелайте мне счастья и легкого ранения, это самое лучшее, что только можно мне пожелать. Надеюсь, что это письмо застанет вас еще в C-Петерб. И что в тот момент, когда вы будете его читать, я буду штурмовать Чербей. Так как вы  обладаете глубокими познаниями в географии, то я не предлагаю вам смотреть на карту, чтобы узнать, где это, но, чтобы помочь вашей памяти, cкaжy вам, что это находится между Каспийским и Черным морем, немного к югу от Москвы и немного к северу от Египта, а главное, довольно близко от Астрахани, которую вы так хорошо знаете.

                                                                                                                                                                                                Ставрополь, 10 мая 1841 г.

Даже в этом, походе он [Лермонтов]. никогда не подчинялся никакому режиму и его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появлялась там, где вздумается, в бою она искала самых опасные места – …и находила их чаще всего у орудий Мамацева... До глубокой осени оставались войска в Чечне, изо дня в день cpaжались с чеченцами, но нигде не было такого  жаркого боя, как 27 октября 1840 г. В Автуринских лесах войскам пришлось проходить по узкой лесной тропе под адским перекрестным огнем неприятеля, пули летели со всех сторон, потери наши росли с каждым шагом, и порядок не¬вольно расстраивался. Последний арьергардный батальон, при котором находились орудия Мамацева, слишком, поспешно вышел из леса, и артиллерия осталась  без прикрытия. Чечениы разом изрубили боковую цепь и кинулись на пушки. В этот миг Мамацев увидел возле себя Лермонтова, который точно из под земли вырос со своею командой. И  как он был хорош в красной шелковой рубашке с косым расстегнутым воротом, рука, сжимала рукоять кинжала. И он, и  его охотники, как тигры. сторожили момент, чтобы кинуться на горцев, если бы они добрались до орудий.

                                                                                                                                                                                                                 К Х. Мамацев


Однажды вечером, во время стоянки, Михаил Юрьевич, предложил некоторым лицам в отряде: Льву Пушкину, Глебову, Палену, Сергею Долгорукому, декабристу Пущину, Баумгартену и другим пойти поужинать через лагеря. Это было небезопасно и, собственно, запрещалось. Неприятель охотно выслеживал неосторожно удалившихся от лагеря и либо убивал, либо увлекал в плен.  Компания взяла с собой  несколько денщиков, несших запасы,  расположилась в ложбинке за холмом. Лермонтов, руководивший всем, уверял, что,  наперед избрав место, выставил для предосторожности часовых, и указывал на одного казака, фигура коего виднелась сквозь вечерний туман в некотором omдалении.  С предосторожностями был разведен огонь, причем особенно незаметным его старались сделать со стороны лагеря. Небольшая группа людей пила и ела, беседуя о происшествиях последних дней и возможности нападения со стороны горцев. Лев Пушкин и Лермонтов сыпали остротами , и комическими рассказами. Причем не обошлось без резких суждений или, скорее, осмеяния разных всем присутствующий известных лиц. Особенно если в ударе был Лермонтов. От выходок его катались со смеху, забывая всякую осторожность. На этот раз все обошлось благополучно. Под утро, возвращаясь в лагерь, Лермонтов признался, что видневшийся часовой был не что иное, как поставленное и наскоро сделанное чучело, прикрытое шапкою и старой буркой.

                                                                                                                                                                                                                   граф Пален

За несколько дней перед этим Лермонтов с кем то из товарищей посетил известную тогда в Петербурге ворожею, жившую у Пяти Углов и предсказавшую смерть Пушкина от «белого человека», звали ее Александра Филипповна, почему она и носила прозвище «Александра Македонского», после чьей то неудачной остроты, сопоставившей ее е Александром, сыном Филиппа Македонского. Лермонтов, выслушав, что гадальщица сказала его товарищу, со своей стороны спросил: будет ли он выпущен в отставку и останется ли в Петербурге? В  ответ он услышал, что в Петербурге ему вообще больше не бывать, не бывать и отставки от службы, а что ожидает его другая. отставка, «после коей ужe ни о чем просить не станешь». Лермонтов этому очень смеялся, тем более что вечером того же дня noлучил  отсрочку отпуска и опять возмечтал о вероятии отставки. «Уж если дают отсрочку за отсрочкой, то и совсем выпустят», - говорил он. Но когда неожиданно пришел приказ поэту ехать, он был силъно поражен. Припомнилось ему предсказание. Грустное настроение стало еще заметнее, когда после прощального ужина Лермонтов уронил кольцо, взятое у Соф. Ник. Кармзиной  и, несмотря на поиски всего общества, из которого многие слышали, как оно катилось по паркету, его найти не удалось.

                                                                                                                                                                                                                        П. А. Висковатов

Когga раненым юнкер Дорохов был вынесен из фронта, я поручил его начальству команду из охотников состоящую. Невозможно было сделать выбор удачнее; всюду поручик Лермонтов, везде первым подвергался выстрелам хищников и во всех делах оказывал самоотвержение и распорядительность выше всякой похвалы. 12 октября на фуражировке за Шали, пользуясь плоскостью местоположения, бросился с горстью людей на превосходного числом неприятеля, и неоднократно отбивал eгo нападения на цепь наших стрелков и поражал неоднократно собственной рукою хищников. 15 октября он с командой первым прошел шалинский лес, обращая на себя все усилия хищников, покушавшихся препятствовать нашему движению, и занял позицию в расстоянии ружейного выстрела от опушки. При переправе через Аргун он действовал отлично против хищников и, пользуясь выстрелами наших орудий, внезапно кинулся на партию неприятеля, которая тотчас же ускакала в ближайший лес, оставив в руках  наших два тела.

                                                                                                                                                                                         Генерал Голофеев.
 

                                                                                                                                                                  Из наградного списка поручику Лермонтову.

Первое дело, в котором пришлось участвовать Мамацеву и которое составило ему репутацию лихого артиллерийского офщра. произоиию 11 июля, когда войска проходили дремучий гойтинский лес... и здесь то, на берегах Валерика, грянул бой, составляющей своего рода кровавую эпопею нашей кавказской войны. Кто не знает прекрасного произведения Лермонтова, озаглавленного им «Валерик» и навеянного именно этим красивым побоищем.

Выйдя из леса и увидев огромный завал, Мамацев со своими орудиями быстро обогнул его с фланга и принялся засыпать гранатами. Возле него не было никакого прикрытия. Оглядевшись, он увидел, однако, Лермонтова, который, заметив опасное положение артиллерии, подоспел к нему со своими охотниками. Но едва начался штурм, как он уже 6pocuл орудия и верхом на белом коне, ринувшись вперед, исчез за завалами, Эmom момент хорошо врезался в память Константина Христофоровича. После двухчасовой страшной резни грудь с грудью неприятель бежал.

                                                                                                                                                                                        Н. Х..Мамацев

Да, это было славное дало. Вся Чечня noджuдaла нас у ручья Валерик (по-чеченски «ручей смерти») и заняла укрепленную позицию с центром и.двумя флангами под предводительством самых грозных вождей этой страны. Это был хороший момент, когда мы бросились в атаку. Куринцы под звуки музыки бросились в середину под градом пуль, взяли приступом завалы, где произошла настоящая бойня, У нас вышло из строя 23 офицера и 345 солдат, чеченцы, потеряли 600 своих, прошла неделя, пока мы собрали наших жертв фанатизма. Среди них из гвардейских один убит и четверо ранено, между другими Глебов, конногвардеец Это  самое красивое дело, которое я видел на Кавказе, и я счастлив, что в те несколько дней, которые я провел на левом фланге, мне удалось быть его свидетелем.
                                                                                                                                                                         Э. П.  Штакельберг

Не менее жаркий бой повторился 4 ноября и в Алдинском лесу, где колонна лабинцев дралась в течение восьми с половиной часов, в узком лесном дефиле. Вся тяжесть боя легла на нашу артиллерию. К счастью, скоро показалась дpугая  колонна, спешившая к нам на помощь с левого берега. Раньше всех к орудиям Мамацева явился Лермонтов со своею командой...

                                                                                                                                                               Н. Х. Мамацев


Во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника о ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывающегося в лесу за деревьями и кустами, но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отличным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвалсяя в неприятельские завалы.

                                                                                                              Генерал Голофеев

                                                                                                   Из наградного списка поручику Лермонтову

Уnexy всего я вполне обязан распорядительности и мужеству поручика Тенгинского пехотного полка.Лермонтова и 19-й  артиллерийской бригады npanopщuкa фон Лоер-Лоярского, с коим они переносили все мои приказания войскам в самом пылу сражения в лесистом месте. Оба они заслуживают особенного внимания, ибо каждый куст, каждое дерево грозили каждому внезапною смертью.

                                                                                                                  Из  «Журнала военных действий» отряда генерала Голофеева