Под предлогом просвещения мы зашли в такую тьму неведения,
что нам уже кажется неудобопостижимым то, о чем древние явно разумели
Серафим Саровский

И снова – про иконы…
И снова – всё тот же вопрос – что это такое…
И снова  почему – не идолы и не кумиры..
И еще ужас охватывает: предмет такой в школе ввели – православная культура. В идеале – замечательно, но КАК его будут преподавать?
Никогда не забуду, как на открытом уроке одна литераторша Джоконду назвала иконой.
Ну, так вот…
Для начала, икону нужно четко отделять от всех остальных изображений. Вообще от всех. От портретов, от картин, от росписей, и от фотографии, пусть и похож на фотографический отпечаток Спас Нерукотворный…
Икон, кроме как в православии – нет нигде. Есть изображения в римо-католичестве – Иисуса Христа, Богородицы, ангелов. Но это – не иконы. Это просто картинки. Или картины.
Икона нужна для общения, напрямую, она – диалогична. Икона – это еще и символ, того, кто на ней изображен. На иконе видно – невидимое, во времени видно – вечное, выражено – невыразимое.

А если проще, то икона – как чистое незамутненное оконное стекло, через которое виден Божий свет, а все остальные изображения – это рисунок на стекле, более или менее плотный, или витраж, или изображение на фанерке, которой заколочено окно. А может, постер на самоклейке, или календарь какой красивый. После великой схизмы часть этого окна так никогда и не отмывается – она закрашена наглухо… Помните, как раньше под Новый год гуашью зарисовывали стекла.
Не знаю, использовали ли это сравнение с окном на Седьмом Вселенском соборе про ересь иконоборцев (787, Никея). Как легко объяснить с помощью этой оконной метафоры, что само по себе стекло – не может быть объектом поклонения, идолом или кумиром. Икона нужна – для общения с тем, кто по ту сторону окна.

Язык иконы непривычен и сложен для современности. Но этот вообще-то малопонятный и "странный" язык обладает удивительной силой воздействия; в нем сквозь и поверх непонятности ощущается небывалая и неведомая подлинность. Встреча с древней иконой похожа на слушание чтения на церковнославянском языке. Это непривычно, это требует усилия, чтобы понять, душевной работы, чтобы почувствовать…

Но это наш родной язык – церковный и иконописный. 400 лет рационализма и западничества в нашей культуре не проходят даром. Навык общения с родными текстами и иконами приходится восстанавливать.
Знаете – есть такие картинки: если правильно смотреть – видно объемное изображение, которое сначала вообще не заметно. Но надо «уметь увидеть». А вспомните как порой сложно научить кого-нибудь первый раз рассмотреть такую картинку. Сколько уговоров, объяснений «как смотреть», ухищрений всяких и разуверений – в том, «что там все равно ничего нет». Икона – вот именно такое изображение, уникальное. К сожалению, навык видеть ее «объемно» у многих утерян. Можно попробовать восстановить…

Погодин писал: «История церковного искусства складывалась так, что уже у художников XIX в. образцом стали Пантеоны и Мадонны, так могут ли они понять, что такое Русский образ и что такое Русская икона? Эти «Пантеоны» и «Мадонны», пленившие воображение художников, привели к тому, что они потеряли различие не только между портретом и иконой, но и между мифологией и Евангелием.»

И еще несколько исторических фактов, немного объясняющих, почему иконы так сложны для современного понимания.

*
Православная икона, которая почти тысячелетие была выразителем веры и жизни народа, предана культурным его слоем забвению, причем настолько, что, когда Гете, познакомившись в Веймарском храме с палехскими иконами, был поражен тем, что они написаны современными мастерами, сохранившими византийские традиции, и запросил сведений о суздальской иконописи, то не только придворные круги и местные власти, но и известный историк Карамзин и даже Академия художеств этих сведений дать ему не смогли.
*
За иконой в это время признается известное достоинство: в плане религиозного содержания «наша древняя иконопись имеет свои неоспоримые преимущества перед искусством западным». Но в плане художественном она — результат «коснения Древней Руси до XVII столетия и в литературном, и вообще в умственном отношении»; она «соответствует суровому сельскому народу, прозаическому и незатейливому на изобретения ума», принадлежит «крайне неразвитому состоянию искусства, бедного техникою и чуждого первым условиям изящного вкуса, воспитанного изучением природы и художественных образцов»
*
Например, по убеждению Екатерины II, Православие ничем не отличалось от лютеранства, кроме богослужения, которое необходимо лишь из-за дикости народа. Именно при Екатерине II обер-прокурором Мелиссино, «крайним обуздателем религиозного мракобесия», был внесен проект реформы церковной жизни, который, к счастью, был заморожен Синодом и не имел последствий. Но вот, пункт 5-й гласил: «Очистить Церковь от суеверий и притворных чудес и суеверий касательно мощей и икон. А для разбора этого дела составить особую комиссию из разных неослепленных предрассудками особ». Пункт 7-й: нечто убавить из «продолжительных церковных обрядов [...] для избежания в молитве языческого многоглаголания», «отменить многие излишние праздничные дни; вместо вечерен и всенощных назначить краткие моления с полезными поучениями народу». Пункт 11-й: «Не благоразумнее ли совершенно отменить обычай поминовения усопших?..». Вот такой смесью протестантства и римокатоличества и предполагалось государственными мерами реформировать жизнь Русской Церкви.
По распоряжению Екатерины из Успенского собора во Владимире был выброшен иконостас Андрея Рублева и заменен иконостасом барокко с ее собственным изображением в виде святой Екатерины. Гипноз новой культуры, носителем которой был Запад, а в искусстве Италия, давит на сознание художника. Традиционное церковное искусство заменяется светской живописью на религиозные темы.
*Лучшей иллюстрацией духа времени Александра I является первоначальный проект храма Христа Спасителя. По замыслу его автора, масона А. Витберга, выбранному из многих проектов самим императором, храм этот должен был быть не только православным, но выразить «мысль всеобъемлющую». %) Сам Витберг писал: «Мне казалось недостаточным, чтобы храм удовлетворял токмо требованиям церкви греко-российской, но вообще всем христианам, ибо самое посвящение его Христу показывало принадлежность его всему христианству» Насколько эти идеи в то время владели умами, показывает отзыв «Журнала Министерства народного просвещения», который считал проект этот «живым, гениальным, конечным выражением тогдашнего направления русского общества». Это стремление уравнять все религии осуществляется за счет Православия, за счет Церкви, которая растворяется в безразличном исповедании, в некоем смешанном христианстве, во имя всеобщей религии.
*
В росписях столичных храмов (Исаакиевского собора в Петербурге [1818—1858] и храма Христа Спасителя в Москве [1837— 1883]) участвует целый ряд художников римокатоликов, профессоров и питомцев императорской Академии художеств: Брюллов, Семирадский, Бруни, фон Нефф. Им, наряду с другими, выпала судьба создать национальное русское искусство — «заменить Феофана Грека, Рублева, Дионисиев и многое множество безыменных мастеров древней иконы. При полном небрежении к драгоценным памятникам старорусского искусства новым, «высоким» иконописным стилем остались довольны не только в официальных сферах. И cлавянофилы с великим восторгом встретили новую «религиозную живопись» - Шевырев: «Бруни успел найти и новый образ для своей Мадонны и новое положение, он изобразил ее чертами девы; в задумчивых томных глазах, в бледности колорита, в эфирном стане, в неразвитой моложавости, которую даже вменяли в порок художнику, вы видите эти признаки Мадонны, северной, скажу Русской, которой мысль и образ родится на берегу Невы». И вот эта пошлость с примесью сублимированной эротики заменила икону. Именно такие "иконы" дали в свое время повод известному римо-католическому проповеднику Савонароле воскликнуть, обращаясь к живописцам: "Вы рисуете своих шлюх, а не Матерь Божию!"
*
Как-то в 1925 г. в кругу друзей Васнецов восторгался древними фресками Ферапонтова монастыря, Спаса Нередицы и других. Один из присутствующих заметил: «А Ваши иконы? А Ваша роспись? Ведь это шедевр! Ведь это глубокое понимание духа религии в интерпретации русских художников, даже, можно сказать, всей Русской Церкви!» «О нет, — горячо запротестовал Васнецов. — Мне самому казалось в гордыне безумной, что именно я — и только я — понял дух древней русской живописи и еще, в несколько ином духе, Нестеров. Но когда реставрировали древнюю живопись, и эти фрески в монастырях, отыскали дониконовскую икону и еще более древнюю, то открылся совершенно новый чудесный мир глубочайшего вдохновения и знания закона натуры, выявилось поразительное понимание взаимодействия цветов и техники живописи. Ведь эти древние живописцы, будучи связаны традицией и определенными формами, создали подлинную, настоящую живопись в самом глубоком ее понимании, а именно как игру красок. Это были не рисовальщики, как мы, нынешние, а были творцы, настоящие художники. Россия должна гордиться не современной, то есть послепетровской, живописью, так как мы, вообще, лишь подражатели, правда, своеобразные, на свой лад, но все-таки плетемся за Европой — что греха таить. Мы должны гордиться нашей древней иконой, нашей древней живописью: тут никого нет выше нас. Дух древней русской иконы оказался во много раз выше, чем я думал. Внутренний мир живописи того времени был гораздо более богатым в духовном смысле, чем дух нашего времени, или лично мой, или Нестерова, и нам далеко до их техники, до их живописного эффекта. Моя живопись — это только слабое отражение, притом еще выхолощенное, очень богатого мира древней русской иконы...»

Серия сообщений "Икона":
Часть 1 - Мадонна – не икона
Часть 2 - Свет и тишина Андрея Рублёва
Часть 3 - Св.Иоанн Богослов. В начале было Слово
...
Часть 7 - Синаксис. Жизнь после смерти
Часть 8 - Лещадки - иконные горки
Часть 9 - "Народная" икона