Окончание Калевалы закономерно, песни-руны такие в фольклоре есть. И выводы можно сделать соответствующие, и биографию Леннрота почитать, и вообще, о жизни подумать.
Дочитаем?
Жила-была в Калевале девушка Марьятта. Для девушки деревенской была она странной и даже в некотором смысле бесполезной. Ни корову подоить, ни лошадь напоить не соглашалась: корова-де с быком забавлялась, и кобылу к жеребцу водили. Оскорбляли такие вещи девушку Марьятту. Были с ней и за столом проблемы:
Марьятта, гордячка-дева,
эта малая девица,
долго берегла невинность,
целомудрие хранила,
рыбой красною кормилась,
мягкою корой сосновой,
не брала яиц куриных,
если жил петух с несушкой,
не брала овечье мясо,
коль овца жила с бараном.
Определили тогда Марьятту в пастушки. Уж чего-чего, а коровки у нее почти строем ходили и чуть ли не шаг чеканили, а уж чтоб в сторону быка взгляд бросить, то ни-ни. Паслись и доились, в лес не убегали. Но несчастна была Марьятта и в лесу со стадом. Куда взгляд ни бросит – везде пошлость жизни и правда земли. Сидела однажды Марьятта на склоне горки, и заметила очень привлекательную бруснику неподалеку. Поскольку из-за своей переборчивости в еде она сытой редко бывала, то ягодка ее искренне обрадовала. Знала бы она, что ее ожидает!
Ягодку нашла на горке,
краснобокую брусничку,
необычную по виду,
расположенную странно:
брать с земли - высоковато,
сверху брать - уж очень
низко.
Подняла с поляны палку,
сбила на землю брусничку.
Забралась брусничка быстро
на красивые ботинки,
прыгнула с ботинок девы
на невинные колени,
с чистых девичьих коленей -
на прекрасные подолы.
Поднялась потом на пояс,
с пояса на грудь взбежала,
взобралась на подбородок,
на уста перескочила,
закатилась в рот девице,
на язык перебежала,
с языка попала в горло,
из него в живот спустилась.
Марьятта, меньшая дочка,
понесла, затяжелела,
забеременела вскоре,
раздобрела, располнела.
В Калевале матерей-одиночек вообще не привечали, а уж таких, как скромница-ханжа Марьятта в особенности ничего приятного не ожидало. Стала дева от всех прятаться, старалась с фоном слиться, но пришла ей пора рожать. Попросила она мать свою, чтобы та баню затопила, но ответила ей матушка:
"Ой ты, чертова блудница,
с кем спала ты, с кем валялась?
С холостым ли, неженатым,
иль с мужчиною семейным?"
Рассказала Марьятта матери, что с ней случилось, и ушла. Пошла она к отцу родному, попросила баню затопить, но ответил ей отец:
Уходи подальше, шлюха,
убирайся, потаскуха,
в каменную щель к медведю,
к косолапому в пещеру,
там ты, шлюха, ощенишься,
потаскуха, разрешишься!"
Обидно стало Марьятте, да и рассердилась она на жестокий закон, по которому люди Калевалы жили. Пригрозила она:
"Нет, я вовсе и не шлюха,
я совсем не потаскуха.
Я рожу большого мужа,
благородного героя,
что над властью будет властью,
силою над силой Вяйно".
Помогла Марьятте только девочка-служанка. Стала расторопная бегать по соседям, спрашивать, кто позволит баню для роженицы затопить. Никто не согласился, все прогоняли: и мужи, внешне на героев похожие, и добрые их жены. И ушла Марьятта прочь от людей в конюшню посреди леса. Там и родился у нее сын, а лошадь их дыханием согревала.
По обычаю, надо было ребенка и окрестить, имя ему дать, но не согласился старик-шаман на это дело: мало ли кем этот странный ребенок оказаться мог? Позвал он Вяйнямёйнена решать, что с сыном безмужней Марьятты делать. Вынес решение жестокое волшебник:
"Если найден на болоте,
на земле зачат брусникой,
в землю парня закопайте,
в ягодной заройте кочке
иль в болото отнесите,
там дубиной оглушите!"
Так бы, наверное, добрые селяне и сделали, если бы ребенок вдруг не заговорил:
"Ой ты, Вяйно, старец дряхлый,
старец дряхлый, полусонный,
приговор ты вынес глупый,
исказил закон хороший!
За грехи и покрупнее,
за дела и поглупее
не снесли тебя в болото,
в темя палкою не били,
хоть ты в годы молодые
сына матери запродал,
самого себя спасая,
из неволи выкупая.
Даже и потом, позднее,
не снесли тебя в болото,
хоть ты в годы молодые
молодых топил красавиц
под глубокими волнами,
отправлял на дно морское!"
И еще много чего говорил-обличал младенец, слова говорил о Вяйнямёйнене жгучие, страшные. Испугались селяне, испугался и старик-шаман, и нарек младенца странного королем всей Карелии.
Вяйнямёйнен, разумеется, оскорблен был до глубины души. Он ведь всю свою жизнь делал все на благо Калевалы, все во имя Калевалы, а теперь его подопечные так легко от него отвернулись.
Вступил волшебник-песнопевец в последний раз на борт своей чудо-лодки, и запел заклинание, которое унесло бы его навек от глупых и неблагодарных людей.
Так и закончились в Калевале старые времена. Остались только неясные сказы и кантеле.
Теперь, мне кажется, самое подумать - что же это всё было? Что помешало Калевале стать народной?
Начнем с биографии автора.
Элиас Лённрот родился 9 апреля 1802 года в южнофинском приходе Самматти в семье портного Фредрика Юхана Лённрота. В семье было семеро детей. Уже в раннем детстве проявилась талантливость Элиаса. Он научился читать в пятилетнем возрасте и книги стали его большой страстью.
Среди окружающих постоянное стремление Элиаса к чтению книг порождало легенды и анекдоты. “Вставайте, Элиас Лённрот уже давно сидит на суку дерева и читает!” этими словами хозяйка соседней торпы будила своих детей. По другому преданию Элиас однажды проголодавшись, попросил хлеба, которого у матери тогда не оказалось. “Хорошо, тогда я почитаю”, заявил мальчик. У мальчика был хороший слух и голос, иногда он подрабатывал "бродячим певцом". Несмотря на бедность, родители Элиаса решили отправить его в школу. Упорно стремящийся к знаниям мальчик сумел справиться со всеми трудностями на пути к знаниям. В университет в Турку Лённрот поступил в 1822 году.
Став доктором медицины, уехал в Каяни, где 20 лет проработал окружным врачом, то есть одновременно был и хирургом, и терапевтом, и стоматологом. Собирал заговоры, издал небольшую книжку, и есть воспоминания, что он непосредственно использовал эти заговоры в своей работе. А в отпуск - ездил по стране.
В 1850 году родился первенец Леннрота, названный Элиасом. Однако он умер в двухлетнем возрасте от менингита.
В том же 1852 году умер от туберкулеза и профессор филологии М.Кастрен, ему было всего тридцать девять лет. После этого к Леннроту обратился ректор университета с просьбой вступить в должность профессора. Для этого ему пришлось срочно подготовить и публично защитить докторскую диссертацию. Так, в 1853 г. Э.Леннрот стал профессором и переехал с семьей в столицу. Первые годы он читал лекции на шведском языке. И только в 1856 году была прочитана первая лекция на финском языке, что было настоящим событием в университетской жизни. Леннрот предложил раз в неделю читать лекции о финнском языке для финнов по-фински.
Говорила уже - история финского языка – политический детектив. Первая половина XIX века в Финляндии проходила в «борьбе за язык». Горячо обсуждались такие вопросы, которые никогда не вызывает цельный существующий язык народа: можно ли финский усовершенствовать до такой степени, чтобы пользоваться им не только на бытовом уровне? Некоторые представители интеллигенции считали, что мысль о придании финскому языку статуса официального - слишком смелая и малореальная.
Нисколько не умаляя заслуг Лённрота, следует отметить, что в силу как и глубоко патриотической задачи, так и в силу отсутствия специальных знаний, он предполагал, что собирает народный фольклор: руны-песни, звучащие на «разных говорах» одного языка. Для финна того времени было вполне естественным, что некий говор он понимал почти полностью, какой-то - частично, а иной - с трудом или не понимал вовсе (особенно, если он говорил с карелом). На территории Финляндии можно было добраться до смысла сказанного при помощи шведского языка (ближе к Западу) и при помощи русского (ближе к Санкт-Петербургу). Нет ничего удивительно и в том, что Лёнрот считал карел финнами, а их язык – тоже финским. И собирая руны-песни, большинство из которых было записано в Калевальском районе Карелии (ныне территория России), он включал всё собранное в состав «финского языка». Впоследствии, уже составляя словарь финского, Лёнрот изрядно обогатил его на основе материала, полученного как в Финляндии, так и по большей части, в Карелии.
Ещё до подвижнической деятельности Лённрота находились энтузиасты, которые предполагали, что разрозненные былины и сказания некогда составляли цельный эпос. Руны-песни Финляндии и Карелии наводили на такую мысль в первую очередь потому, что обладали единым стихотворным размером старинной народной поэзии угро-финнов - четырехстопным трохеем (хореем). (Такой же, в принципе, размер использован в русских былинах, им пользовался и А. С. Пушкин в опубликованной в 1831 году "Сказке о царе Салтане"). Однако очень быстро выяснилось, что никакого общего сюжета, общих исторических событий в рунах-песнях нет.
А тем временем в семье Леннрота родились четыре дочери: Мария, Ида, Эллина и Текла. Кроме своих детей, Леннрот воспитывал оставшихся сиротами детей своих друзей. Под его опекой находились также дети из необеспеченных семей, он брал на себя расходы на их жилье и обучение.
В 1862 году, в шестьдесят лет, Леннрот вышел на пенсию и сразу же уехал с семьей из столицы в свой родной край Саматти, так как ему всегда были в тягость известность и публичная жизнь. Последующие шесть лет были, наверное, самыми счастливыми в его жизни. Леннрот жил с семьей в крестьянской усадьбе, занимался хозяйством, наукой, детьми. Но счастье было недолгим: болезнь и смерть пришли в его дом. Спасавший других, Леннрот не смог спасти свою семью. В 1868 году скончалась от туберкулеза жена Мария. Леннрот остался один с четырьмя дочерьми. Но трагическая судьба была уготована и им: трое из них умерли (две дочери от туберкулеза и одна - от дифтерии) в 1870-х годах совсем молодыми – в возрасте около двадцати лет. Остаток своей жизни Леннрот прожил в уединенной усадьбе со своей дочерью Идой.
В 1860-70-е гг. он много работал над новым изданием псалмов, был членом специально созданного для этого комитета. Однако важнейшей научной задачей Леннрота последних десятилетий жизни было создание «Финско-шведского словаря». Этот грандиозный труд, работа над которым продолжалась около сорока лет, был завершен в 1880 г. и включал более 200 тысяч слов. Леннрот считал, что необходимо сделать финский язык языком преподавания, управления, науки и культуры. Но для этого в языке того времени просто не хватало слов. Потому ученый занимался настоящим словотворчеством, причем не только и даже не столько в области литературы. «След Леннрота присутствует в тысячах терминов юридической лексики, в трех четвертях ботанического лексикона, в терминологии лингвистики и математики. Леннрот ввел в финский язык такие слова, как национальность, литература, температура, вена, артерия, чернила, протокол, независимый, мысль, образование, договор, республика, вариант…»
Умер Элиас Леннрот в 1884 г. в возрасте восьмидесяти двух лет и был похоронен на кладбище в Саматти.Похороны превратились в общенациональный траур.
Первый вывод - Калевала на стала народной из-за того, что её автор был ... автором, а не собирателем.
Теперь немножко об истории Калевалы.
Первая редакция Калевалы, или так называемая «Старая Калевала» вышла в свет в 1835 году под названием «Калевала, или старые руны Карелии о древних временах финского народа». Она состояла из 32 рун, вышла тиражом 500 экземпляров и была скромно подписана инициалами E.L. Дата, поставленная Леннротом под предисловием – 28 февраля – стала позднее (и по сей день остается) Днем Калевалы или Днем финской культуры.
Старая Калевала была еще относительно близка к изначальным текстам исполнителей. В ходе составления новой Калевалы Лённрот отходил все дальше от первоначальных образцов. Не отличаясь адекватность самооценки, а, главное, образованностью, в предисловии к последнему изданию «Калевалы» Леннрот написал: «Я считал, что обладаю тем же правом, которым, по моему убеждению, многие рунопевцы считали себя обладавшими, а именно правом располагать руны в том порядке, в котором они лучше всего укладываются одна относительно другой, или говоря словами руны: “Сами сделались певцами, сотворились знахарями”, т.е. я считаю себя не менее хорошим рунопевцем, чем они сами». И примерно 25 процентов Калевалы - просто стихи Лённрота, "хорошего рунопевца")))
В первые годы и десятилетия после выхода «Калевалы» ее рассматривали как «большое собрание произведений народной поэзии» (выражение Я.Грота ). А Элиасу Леннроту отводилась лишь роль собирателя и составителя эпоса. Утверждению такого взгляда на «Калевалу» во многом способствовала известная статья немецкого ученого Якоба Гримма «О финском народном эпосе» (1845). Переводчик «Калевалы» на шведский язык М.Кастрен также убеждал читателей, что «во всей «Калевале» нет ни одной строки, сочиненной доктором Леннротом». Это была мистификация.
Но с самого начала в Финляндии нашлись и противники этой точки зрения – К.Готтлунд, Д.Европеус. Они отмечали, что народные песни предстали в леннротовском эпосе не в том виде, в каком они пелись рунопевцами, что Леннрот часто соединял песни разных жанров. Позднее, во второй половине XIX-начале XX века, когда финскими исследователями был проведен сопоставительный анализ Калевалы 1849 года и 1835 года, а также Перво-Калевалы , они окончательно пришли к выводу, что «Калевала» - есть авторское произведение Элиаса Леннрота.
И в России самым известным произведением финской литературы являлась знаменитая «Калевала». Первое издание финского эпоса в Петербурге (1847 год, в переводе Грота) неожиданным образом связывается с именем известного русского критика Виссариона Белинского. Белинский родился в Финляндии в городе-крепости Свеаборг (ныне Суоменлинна) в семье военного врача, служившего в местном русском гарнизоне. Несмотря на это обстоятельство, «пламенный Виссарион» подверг «Калевалу» злой и язвительной критике. "Сказка имеет свой смысл только в том виде, как её создала народная фантазия. Переделанная и прикрашенная, она не имеет решительно никакого смысла". Это, однако, не помешало «Калевале» обрести поклонников среди русских читателей.
Позже Максим Горький видел в ней "монумент словесного творчества" и ставил в один ряд с гомеровскими поэмами "Илиада" и "Одиссея", со стихотворным сборником мифов Скандинавии "Эдда", средневековой германской эпической поэмой "Песнь о Нибелунгах". Упоминал он о карело-финском эпосе и в своем итоговом произведении - романе-хронике "Жизнь Клима Самгина", главный герой которого признавался, как по настоянию матери прочитал в детстве "Калевалу" и не сразу постиг, но "теперь сквозь хаос всего, что он пережил, возникли эпические фигуры героев Суоми, борцов против Хийси и Лоухи, стихийных сил суровой природы...".
Несколько неожиданной в ряду «наследников» поэмы Лённрота может показаться «Песнь о Буревестнике» (1901), тоже, как известно, написанная белым четырёхстопным хореем со сплошными женскими окончаниями.
Над седой равниной моря
Вот поднялся Вяйнямейнен)))
В советское время в нашей стране господствовала точка зрения на «Калевалу» как на народный эпос, собирателем которого был «скромный сельский лекарь», «представитель крестьянской среды» и любитель народной поэзии Элиас Леннрот. Иную трактовку «Калевалы» Леннрота высказал выдающийся филолог и фольклорист Владимир Пропп в статье ««Калевала» в свете фольклора», которая была написана в 1949 году, по материалам доклада, с которым ученый собирался выступить в Петрозаводске на конференции, посвященной 100-летнему юбилею финского эпоса. «Современная наука не может стоять на точке зрения отождествления «Калевалы» и народного эпоса. Леннрот не следовал народной традиции, а ломал ее; он нарушал фольклорные законы и нормы и подчинял народный эпос литературным нормам и требованиям своего времени». Эта точка зрения совершенно не вписывалась в рамки официальных установок того времени, а потому доклад Проппа на конференции не состоялся.
Вывод второй - по различным политическим причинам Калевалу долгое время было принято считать народным эпосом. Мистификация удалась.
Теперь о христианстве.
Леннрот - лютеранин, глава общины, сочинитель и исполнитель псалмов, решил немного перемешать их с рунами, по-протестански - ничего же страшного))) Автор в "Калевале" совершенно сознательно сделал иной акцент: в основном Укко - это христианский, библейский Бог, создатель и мира, и человека. И только по отношению к нему Леннрот употребляет слово Бог (Jumala).
Через монологи практически всех героев "Калевалы" проходит чисто христианская мысль: насколько мал человек без Бога и насколько он силен с ним. Это говорит и мать Лемминкяйнена:
Я сама бы не сумела,
ничего я не смогла бы,
если бы не воля Бога,
не Всевышнего деянье.
Это и старик, останавливающий кровотечения:
Не в своей хожу я плоти,
я хожу во плоти Бога,
не своею силой движусь,
двигаюсь всевышней волей,
не своим я ртом вещаю,
говорю Творца устами.
И даже Вяйнямейнен:
Ни на что я сам не годен,
если Бог мне не поможет,
не придет Творец на помощь,
мне опорою не станет.
Образ Куллерво пронизан болью от непрощенной обиды и желанием мести, а христианский Бог учит прощать "должникам нашим" (Мф. 6: 12), потому-то и бесславен конец Куллерво.
В последней руне Калевалы - на смену языческому герою приходит крещеный новый "король Карелии". В доказательство того, что под этим маленьким ребенком подразумевается Иисус как одна из сущностей Бога, говорит и сходство имени Марьятты и Марии, и его непорочное зачатие, и рождение в конюшне, и даже то, что мать теряет его, как и Иисуса, и при этом, когда обращается к солнцу, творенью Бога, оно отвечает: "Знаю, где твой сын родимый. Это Он меня и создал". То есть это библейский мотив единства Бога Отца и Сына.
Вывод третий - не нужно путать Божий дар с яичницей. При собирании фольклора нельзя привносить в него другое, пусть и близкое автору мировоззрение.
А военных рун в финно-карельском фольклоре действительно нет(((. Пропп, пытаясь опровергнуть такую миролюбивость, искал и нашел только позднюю песню, но какую!
"Чтобы не быть голословным, - пишет Пропп,- я позволю себе привести отрывок из песни, записанной Борениусом в 1872 году. Здесь старый и юный Юкохайне состязаются в стрельбе, но не из луков, а из пищалей. Старый стреляет лучше. Они решают идти на войну.
На войну теперь пойдем мы, На войну пойдем большую. Где на землю кровь роняют, Вместе с русскими пойдем мы В край красивый, чужедальний. Тут в России сын родился, Здесь, в Карелии, красивый. Власть родного брата знал он. Старшему он был послушен. На войне нужны герои, Там в солдатах есть потребность Летом на войне великой, И при заморозках зимних. На войне дела большие, Там в труде находят счастье"))).
Вот стало быть, поэтому у угро-финнов государства и нет нигде.
зы. еще два слова про Похъелу.
Похъела, холодная страна, оказалась плодотворной почвой для измышлений. Куда только её не помещали на карте! Глава финской фольклорной школы К. Крон и его последователи особенно хотели видеть в песнях о борьбе Калевалы с Похъелой описание победоносных плаваний финских викингов в богатые земли. Похъелу отправляли и на остров Готланд, и на запад Балтики; сам Лённрот «видел» в Похъеле полулегендарную "Великую Биармию". Похъела, один из важных элементов повествования, подвергалась различным дешифровкам как некая мифическая область. Миф – это замечательно. Но слово-то есть и его из руны-песни не выкинешь.Похъела – древнее название Кольского полуострова, о чём знал и по сей день знает любой лопарь, и о чём могут сообщить местные жители Ковдорского района, где и находился тот самый Бабинский погост, исследованный и изученный как самим Лённротом, так и его сподвижниками и последователями. Это не единственный топоним, привезенный из экспедиций Лённрота и (или) Европеуса. «Сначала спустись в жилище мертвых и застрели там лебедя, что плавает в черных водах Туонелы». Гидроним «Тулома» жив и сегодня: эта река до сих пор течет по земле Похъелы. И лебеди там, кстати, тоже есть. И герои «Калевалы» из Карелии идут вполне естественным путём к саамам на Кольский полуостров к колдунье Лоухи, свататься. (А в Карелии, тут же рядом, через узкий залив расположено озеро Лоухи и одноименный посёлок). И если герои сражаются, то вынужденно, что отличает их от воинов-викингов. Но, похоже, финны ни разу не ходили этим путём (образованные шведами финны), а те собиратели фольклора, кто точно знал, что такое "Похъела", не хотели их разочаровывать. В итоге: на попытки породнить финских крестьян и охотников с викингами ушло больше времени и "чернил", чем на написание самой Калевалы. Процесс обоснования и теоретизированния был столь долгим и насыщенным, что и сегодня некоторые финны причисляют себя к скандинавским воинам.
Всё. А теперь можно полакомиться постными медовыми лепешками. Рецепт Леннрота.
Мед размешать с мукой, или с овсом, ну то есть с геркулесом по-нашему, чтобы не сильно липкий был, добавить немного растительного жира, раскатать и в печь-духовку минут на 5-7. А если что заболит - то не надо в духовку, а раскатать и приложить к больному месту - всё как рукой снимет, и кашель пройдет.)))
Материалы:
Серия сообщений "Калевала":
Часть 1 - Сказки Калевалы. Что это?
Часть 2 - Калевала. Сотворение мира. Вяйнямейнен
...
Часть 6 - Калевала. Куллерво
Часть 7 - Калевала. Похищение Сампо
Часть 8 - Калевала. Предчувствие Рождества
filorema обратиться по имени
Суббота, 05 Января 2013 г. 15:44 (ссылка)
Ланс_который_всё_рав обратиться по имени
Суббота, 05 Января 2013 г. 18:04 (ссылка)
