Если говорить максимально коротко, суть рецептов Шарпа сводится к следующему. У власти есть полиция, секретные службы, дубинки, водометы, автоматы-пулеметы-пушки и прочий могучий арсенал силового подавления. Поэтому политическим оппонентам не стоит выбирать вооруженный мятеж или партизанское движение – в этом случае протестующие обречены на жестокое поражение, а диктатура укрепится еще больше. Нужно иное: выражаясь языком китайской военной стратегии, «сманить тигра с горы». То есть заманить противника на такое поле боя, где он будет уязвим. А «ахиллесова пята» власти, по Шарпу, заключается в том, что любой, даже самый могущественный режим черпает свою силу из большого количества обслуживающих его институтов и структур, а в конечном счете—людей, которые в них работают.  И если убедить этих людей отказаться выполнять свои служебные обязанности, режим не сможет функционировать и рухнет. Попросту говоря, основой успеха стратегии Шарпа является организация тотального саботажа, который он делит на политический, экономический и социальный.

Но как за очень короткий период склонить к этому необходимую для победы оппозиции критическую массу людей, ранее либо аполитичных, либо лояльных к власти? Разумеется, с помощью мощных методов психологического воздействия. Каких именно? На этот вопрос Шарп тоже дает исчерпывающий ответ. 

Краеугольным камнем его стратегии является демонстративно мирный характер протестов. И это не случайно, ибо именно этот фактор дает протестующим базу для победы, реализуя сразу несколько важнейших задач.

Во-первых, он переводит ситуацию с поля боя силового противостояния, выгодного для власти, на поле боя, где все преимущества на стороне оппозиции. Защищающие власть структуры отлично готовы к репрессиям, арестам, силовым разгонам и даже вооруженным столкновениям и способны легко расправиться с протестующими. Но тут вступает в дело психологический фактор: в глазах широких масс человек, сразившийся с могучим противником – герой, но тот же самый человек, применивший свою силу против слабого и беззащитного – негодяй. Поэтому силовики, готовые вступить в схватку с самым свирепым и вооруженным до зубов врагом, теряются, сталкиваясь с улыбками, угощениями и поцелуями девушек- участниц протеста. Потому что их не учили поведению в такой ситуации, соответственно, у них нет четкой программы действий на этот случай.

Второй фактор, который обеспечивает демонстрация миролюбия – стремительный рост сторонников протестующих. Этот рост обусловлен несколькими причинами. Прежде всего, у абсолютного большинства людей есть четкий стереотип мышления «война – плохо, мир – хорошо». Соответственно, уже на этом этапе на подсознательном уровне симпатии людей оказываются на уровне протестующих, потому что они «мирные». А власти, соответственно, за войну. Поэтому вопрос выбора между оппозицией и властью для широких масс трансформируется в вопрос выбора между "Ты за войну или за мир?". Несложно догадаться, каким будет ответ.

 Естественно, при этом любые силовые акции властей против оппозиционеров вызывают возмущение в социуме и прирост сторонников оппозиции. На руку протестующим играет тот факт, что большинство людей не сознают могущества технологий психологического влияния, они кажутся им мелкой шалостью. И если власть отвечает применением силы, многие воспринимают это как вопиющую несправедливость и жестокость с ее стороны. Таким образом, власть оказывается в капкане – весь ее могучий силовой потенциал не только оказываются бесполезным, но и приводит к росту числа противников. А это, в свою очередь, порождает растерянность в органах власти и силовых структурах, призванных бороться с протестующими. Так образуется спираль падения власти.

Третий важный фактор: абсолютное большинство людей отвергает яркие проявления агрессивности, поэтому даже поддержка вооруженного восстания, не говоря уже об участии, для них неприемлема. Одних сковывает страх, для других отвратительно насилие. Зато на призыв поучаствовать в «мирном» протесте они с готовностью откликнутся: нет ни риска, ни агрессивности, при этом чувство собственной значимости растет.

Разумеется, надо понимать, что вся эта демонстративная мирность акций протеста является всего лишь военной уловкой, стратагемой обмана противника. Доказать это легко и просто: ведь в результате всех этих мирных действий власть и распоряжение ресурсами переходит к организаторам протестов, а после их победы против побежденных проводятся репрессии. То есть результат аналогичен результату революции или вооруженного переворота – разве что отличается от них степенью применения репрессий. И неудивительно: ведь цель одна и та же – смена власти. Впрочем, и сам Шарп этого особо не скрывает: «Выбирать ненасильственные действия имеет смысл не просто потому, что это хорошо или приятно, а потому что это более эффективно, – заявил он в интервью Би-Би-Си. – …Нужно учиться действовать стратегически, а не просто делать что-то, что тебе нравится, от чего тебе становится приятно. Не заниматься символизмом, а думать по-военному, как Карл Клаузевиц!".

Однако большинство обывателей не осознают этих тонкостей и искренне принимают миролюбивый характер протеста за чистую монету. Искренне веря, они легко убеждают в этом своих знакомых и родственников, тем самым быстро мобилизуя под знамена протеста большое количество новых членов. С точки зрения китайской военной стратегии технологии Шарпа описаны стратагемой «Прячь кинжал за улыбкой».

Надо отметить, что Шарп не является изобретателем «ненасильственной борьбы». Технологию мирной революции эффективно реализовал Махатма Ганди. Ее же успешно использовали афроамериканцы для борьбы за свои права в 60-е годы: чернокожие приходили в места «только для белых» и отказывались уходить, при этом не проявляя агрессии. Полицейские увозили их в участок, однако место протестующих тут же занимали новые. В конце концов, полиция растерялась, не зная, что делать. Можно найти и немало других исторических примеров.

Заслуга Шарпа заключается в том, что он выписал четкий алгоритм и правила мирной революции с простотой инструкции для кухонного комбайна. Его «198 способов ненасильственного протеста» содержат широкий набор методик, включая «публичное обнажение» и «самосожжение». Многие, впервые прочитавшие этот список, наверняка будут изумлены: то, что они принимали за спонтанное выражение народных чувств, оказывается тщательно выписанной в методичке Шарпа технологией. «Живые цепи» от города к городу, блокирование админзданий, символическое зажигание свечей, цветные ленточки, бойкот производителей товаров, насмешки над официальными лицами – все это Джин Шарп описал, а его последователи реализовали в различных цветных революциях, самой яркой из которых можно считать «оранжевую».

На протяжении десятилетий технологии Шарпа работали безукоризненно, позволяя владеющим ими свергать власть в стране. Первый очевидный провал случился в России, в конце 2011 года. Тогда, выступая в Киеве на круглом столе политтехнологов, посвященным «белоленточной революции», я акцентировал внимание именно на этом факте как имеющем даже более важное – глобальное! —значение для мира, чем победа Путина над оппозицией.

Впрочем, один раз можно списать на случайность. Но тут уместно вспомнить, что помимо России революциеустойчивой оказалась и Беларусь. А после того, как эти технологии не дали ожидаемого результата и в сегодняшней Украине, можно говорить о тренде. Итак, почему технологии Шарпа начали давать сбой?

Ответ на этот вопрос начнем с России.

Антидот Путина  и коктейль Лукашенко

После украинской «оранжевой революции» в Кремле прекрасно понимали, что технологии «мирного переворота» очень скоро экспортируют в Россию, а поэтому активно начали готовится встретить их во всеоружии. Безусловно, большую роль сыграло то, что во главе страны стояли выходцы из КГБ, как никто другой понимающие суть революционных технологий уже в силу своего жизненного опыта и служебных обязанностей: КГБ и сам был докой по части организации революций и переворотов в других странах.  

Можно выделить несколько главных направлений работы по нейтрализации технологий Шарпа в России. Прежде всего была подготовлена когорта «контрреволюционных бойцов», способных сражаться с революционерами на их традиционном поле силы – в психологической войне. Очевидно, что революционеры готовились использовать пирамидальную схему, верхушкой которой был интернет. Первыми объектами воздействия были пользователи сети, которые затем распространяли идеи в реале, таким образом привлекая новых сторонников и создавая основание пирамиды. Организаторы революции рассчитывали завоевать их беспрепятственно, поскольку в большинстве стран власти очень слабо контролируют интернет-сферу.

Однако в России их встретила целая армия интернет-бойцов, выступающая в защите власти не менее квалифицированно, чем оппозиционеры в нападении. Главным оружием в этой войне стало использование технологий психологического воздействия, и с этой точки зрения наблюдать за процессом было очень интересно.

Читая посты и блоги участников этой войны, можно было определить на чьей стороне они выступают, даже по технологиям, которые они использовали. Лингвистические модели революционеров коренились в основном в американских технологиях влияния, таких как эриксоновский гипноз, модели ассертивного поведения и т.п. Пропутинские силы чаще использовали технологии, основанные на работах Бехтерева, Ухтомского, Лурии и других, широко применявшиеся еще в советской пропаганде, но отнюдь не утратившие свою эффективность.

Фактически, эта сетевая война если не заблокировала, то существенно  ограничила распространение революционных идей. Завоевать ум обывателя несложно, если ты – единственный, кто его атакует. Но если представлена и другая точка зрения, это становится намного тяжелее. Даже если человек не выберет ни одной из точек зрения, это уже победа власти, ибо сохранивший нейтралитет бесполезен с точки зрения технологий Шарпа.  

Важным фактором стало то, что, свято следуя правилу «в шторм учиться плавать уже поздно», Россия начала контрреволюционную работу заранее. Ее пропаганда задолго до начала «революции белых ленточек» торпедировала факторы «народности» и «мирности» протестов, прямо называя их военной уловкой и указывая на то, что акции инспирированы Западом. Шла мощная идеологическая проработка с целью привить широкие массы от заражения идеями революционеров. Велась просветительская работа с молодежью, издавались книги, создавались специальные передачи и фильмы на ТВ… Очевидно, что целью этой масштабной кампании было формирование иммунитета к технологиям Шарпа у как можно большего количества россиян. Это не столь сложно, как может показаться на первый взгляд. Например, полицейским объясняли, что цветочки и поцелуи от революционерок– это всего лишь военная хитрость. И если революция победит, то целовать и кормить их больше никто не будет. Наоборот, они в лучшем случае останутся без работы, а в худшем подвергнутся репрессиям со стороны победителей, а их семьи будут голодать. Таким образом формировалась психологическая установка мета-уровня, блокирующая воздействие революционных психотехнологий. И эту схему несложно было применить и к другим технологиям Шарпа. Правда, это возможно только при наличии в стране достаточного количества квалифицированных специалистов в области психологической войны.

Фактически Путин сотоварищи выиграли, использовав в качестве объекта для атаки одну из основ Шарп-революции -- ее декларативную мирность. Они не «спустились с горы», не дали заманить себя на поле противника, а продолжили играть на своем. А на поле силового противостояния, как писал сам Шарп, власть всегда выигрывает.

Таким образом, Россия стала первой страной, где был разработан и реализован эффективный механизм нейтрализации технологий Шарпа. Но российский метод – отнюдь не единственный.  

В Беларуси все вообще просто. Лукашенко действует исходя из стратагемы  «вытащить хворост из-под котла» – он без особых технологических изысков в зародыше давит каналы питания потенциальной революции: закрывает финансируемые из-за рубежа общественные организации и фонды, жестко пресекает даже лёгкие проявления протестов, контролирует интернет и высылает иностранных дипломатов при малейшем намеке на вмешательстве во внутренние дела. Костер без хвороста не горит, и приготовить революционный суп не удается. Коктейль из мощной пропаганды и репрессий – эффективный рецепт от любых революций, не только по технологиям Шарпа. Но эту стратегию вряд ли можно считать оптимальной, потому что за нее приходится платить частичной изоляцией страны от мирового сообщества. Еще один ее недостаток заключается в том, что она редко переживает своего создателя. 

Но что же произошло в Украине? Как бы ни развивались события в нашей стране дальше, сегодня можно с уверенностью констатировать: в ноябре-декабре 2013-го технологии Шарпа применялись очень активно и широко, буквально гроздьями. Но ожидаемого эффекта не дали. Почему?

Мирные революционеры против мирных милиционеров

Если сравнить ситуацию с Россией, то она окажется кардинально иной. В Украине мало кто верил в возможность новой «цветной революции». Более того, и во властных, и в оппозиционных кругах сверхпопулярной была следующая идея: после того, как Майдан 2004-го не оправдал ожиданий его участников, Украина получила прививку и люди больше никогда выйдут на улицы. Абсолютное большинство власть предержащих было весьма далеко от понимания тонкостей стратегии Шарпа, ограничиваясь туманным убеждением в том, что «оранжевую революцию организовали американцы». Как оказалось, масс-медиа властью практически не контролировались (в первые дни даже ведущие каналы страны были на стороне революционеров), провластная пропаганда велась крайне неэффективно и спорадически. В Интернете – медиа, соцсетях и блогосфере – с абсолютным перевесом доминировала оппозиция. Большинство журналистов заангажированы оппозиционными СМИ. Уровень народного недовольства весьма высок, общество аккумулировало тонны негатива. Эффективная коммуникация между властью и народом практически не осуществлялась, рычаги формирования общественного мнения де-факто были сосредоточены в руках оппозиции и общественных активистов.

То есть в стране была практически идеальная ситуация для проведения «Шарп-революции». Более того, технологии Шарпа применялись с небывалой мощью и разнообразием. Информационная война велась грамотно и интенсивно. Пожалуй, сложно вспомнить примеры такого количества использования разнообразных технологий за столь короткий период времени. Описание этого арсенала заслуживает отдельной статьи, но самые нетерпеливые читатели могут заглянуть в книгу Шарпа и самостоятельно посчитать, сколько из 198 описанных методов ненасильственного воздействия применялись за месяц (!) существования Майдана 2013.

Казалось, власть обречена. И неожиданно все резко изменилось. Опустевший Майдан, разочарование людей, взаимные обвинения участников в соцсетях, оппозиционные лидеры за тренированными улыбками скрывают страх быть обвиненными в попытке госпереворота. Так что же произошло? Почему доказавшие свою эффективность технологии не сработали в Украине, абсолютно не готовой к психологической войне и отстающей в этих вопросах от таких стран, как США и Россия, на десятилетия?

Вспомним, как развивались события. Сначала мы наблюдали растерянность властей, сопровождаемую хаотическими попытками повлиять на ситуацию. Две непонятных робких попытки разогнать майдан привели к резкой стимуляции его роста. Затем власть избегала прямой коммуникации с протестующими, но в то же время фактически не препятствовала революционерам, лишь ограничив их доступ к главным зданиям власти. И, как ни странно, именно эта тактика и привела к постепенному угасанию Майдана 2013.

Если мы посмотрим внимательнее, то отчетливо увидим, что украинская власть – на мой взгляд, скорее интуитивно, чем осознанно –  использовала совершенно другую, отличную от российской  стратегию. Вместо силовых методов украинские власти зеркально применили технологии Шарпа, выведя на улицы милиционеров, но запретив им применять силу. В итоге сложилась ситуация, которой никогда раньше не было: мирные революционеры против мирных милиционеров.

Как подчеркивал сам Шарп, для реализации его технологий необходимы агрессивные действия власти против протестующих. «Чем жестче будет действовать режим, тем сильнее эффект бумеранга: всё больше людей будут отказывать ему в поддержке, будет слабеть его база…Это политическое джиу-джитсу. Я использую их же силу против них» –  утверждал сам Шарп. Но значит, верно и обратное: чем меньше режим применяет открытую агрессию к протестующим, тем менее эффективны технологии Шарпа. Организаторы протестов могут пытаться компенсировать недостаток агрессии со стороны власти с помощью инфовойны, но этого явно недостаточно для достижения  нужного им эффекта.

Фактически, сложилась патовая ситуация. С одной стороны, для захвата власти революционерам необходимо занять главные административные здания, но подступы к ним уже заполнены милиционерами, точно также, как майдан заполнен революционерами. Проявить насилие первыми революционеры не могут, потому что тогда исчезнет иллюзия миролюбия, и вся их стратегия пойдет прахом – они потеряют массовую поддержку. Ситуация со сносом памятника Ленину это ясно продемонстрировала – именно после нее количество сторонников протеста стало уменьшаться, а противников – расти.

В результате началось противостояние в самом буквальном смысле этого слова. На чьей стороне перевес в таком противостоянии? Правильно, отнюдь не у революционеров. Потому что милиционеры находятся на службе, физически и психологически подготовлены переносить неудобства. Им начисляется зарплата, от власти не требуется дополнительных затрат. Иное дело -- участники Майдана. Абсолютное большинство из них не готово долгое время переносить неудобства, потому что даже сильного духа и искренней веры для этого мало – нужны еще тренированные тело и нервная система. Содержание Майдана, как писали СМИ, обходится в миллион или два миллиона в день. К тому же милиционерам не нужно задумываться о смысле стояния – у них есть приказ, и этого достаточно. 

А вот все большее количество людей на Майдане задается вопросом: "Зачем?". Ведь, как оказалось, власти они, мягко говоря, не особо мешают – она себе и дальше живет, как жила. Далее все развивается в соответствии с законами психологии. Растет ощущение нелепости и бессмысленности происходящего. Падает боевой запал. Агрессию вовне проявлять нельзя, поэтому они начинают проявлять ее по отношению друг к другу. Начинаются поиски провокаторов, конфликты между участниками, маргинализация Майдана. Соответственно, растет недовольство населения и уменьшается число сторонников протестующих. Возникает жестокое разочарование в лидерах и гнев по отношению к ним. Попытки эмоционально зажечь толпу больше не работают, начинается эмоциональное выгорание и неизбежная в этом случае депрессия. Акции и пикеты все чаще не воодушевляют, а раздражают людей, уставших от выматывающей неопределенности и хронического напряжения.

Оппозиция в такой ситуации не может перейти к агрессивным действиям, потому что именно мирность лежит в основе ее поддержки. Даже если представители экстремистских группировок попытаются осуществить «острые акции», общая масса их не поддержит. В итоге они наверняка будут тут же локализованы и нейтрализованы спецподразделениями милиции -- и все снова вернется к пассивному противостоянию.

В итоге протестующие оказались заложниками технологий Шарпа –теперь они работают против них. Это тоже самое джиу-джитсу, о котором говорил Шарп, только используемое властью против протестующих. Таким образом, украинская власть нашла свой, ненасильственный способ борьбы с ненасильственным методом Шарпа. В тактическом плане он доказал свою эффективность. В стратегическом – увидим.

Итак, на сегодняшний день существуют три стратегии, доказавших свою эффективность противодействия «цветным революциям» по технологиям Шарпа. Будут ли еще попытки "мирных революций"  в других странах? Появятся ли новые способы нейтрализации технологий Шарпа? Скорее всего, да. Однако уже сегодня с уверенностью можно утверждать: эти технологии перестают быть загадочными и теряют свою былую магию, а значит, постепенно уходят в прошлое. 

отсюда - http://www.ch-z.com.ua/articles/naz_sec/sharp