В 1914 году Игнатьев - военный аташе в Париже))) Бравому полковнику, успешно делающему в Париже дипломатическую карьеру, и не снится то, что ждет его в скором будущем.
Жизнь прекрасна! Хотя в личном плане у Игнатьева есть к ней претензии. Его женитьба на милой петербургской барышне, принадлежавшей к высшему обществу, Елене Охотниковой, не принесла того, к чему он так всегда стремился, - душевного единения.
19 февраля 1914 года произошла встреча С Тухановой... Она пишет, что в этот день она пришла в Артистический клуб. Там ей было скучно, и она собралась уходить, как вдруг… «увидела статного великана в вечернем фраке с орденом Почетного легиона в петлице. Глаза наши встретились и больше друг от друга не отрывались».
Он пригласил ее на вальс. Когда они сели, вместо ожидаемого комплимента, она услышала: «Такая артистка, а до чего Вы скверно танцуете вальс!»
Последовали частые встречи, бесконечные разговоры по телефону, цветы. На пасху он пришел к ней в гости. Хотя этикет предписывал ему быть у посла. Он попросил принести гитару и запел уланскую песню «Улане-Мальване», потом пел русские народные песни. Внезапно, встав на колено, признался ей в любви: «Я Ваш навеки». - «А если бы я сказала Вам то же самое?» - «Я бы Вам поверил».
Он - аристократ, «голубая кровь». Она - дочь провинциального актера, да еще с примесью цыганской крови, работавшая в кабаре и на эстраде.
Наверное, это тот период, когда по показаниям французского офицера капитана Дофина, Игнатьев приобрёл «для одной артистки» ожерелье стоимостью 300 000 франков.
А вот что пишет Игнатьев: "рассудку вопреки, наперекор стихиям" своим перерождением я обязан встрече с одной из первых парижских артисток - Наташей Трухановой.
Я встретил ее на большом балу в театре "Опера". Она была в платье из мягкого шелкового бархата цвета красной герани, с широкой брильянтовой диадемой на голове. Лучистые глаза и осветившая для меня в эту минуту весь мир улыбка сразу мне сказали, что она родная, русская. Но мало ли у меня было в жизни увлечений, но мало ли встречалось в Париже красавиц! Однако после первых двух-трех бесед я понял, что это не случайная встреча, а решение моей дальнейшей жизненной судьбы.
Почва для этого была, впрочем, уже давно подготовлена.
Вот уже восемь лет, как я был женат на очень милой барышне, принадлежавшей к высшему петербургскому обществу, в котором идеалом мужчин было достигать в жизни всего с затратой наименьших усилий, а в понятии женщин жизнь была создана для удовольствий.В Париже моя молодая жена сразу завоевала успех в том обществе, где эти принципы особенно ярко процветали. Общество это, или, как его называли, "весь Париж", не было чисто французским: в него входили все, кто имел или очень большие деньги, или хоть какой-нибудь титул. Титулы продавали себя деньгам, а деньги поклонялись титулам. Нигде нельзя было легче поддаться искушению смотреть на жизнь как на сплошной беззаботный праздник. Работа для представителей этого общества была уделом специально обреченных на это людей, но сами они о ней не желали иметь понятия:
"Зачем тратить время на скучные писания рапортов, когда в тот же вечер можно попасть и на интересный спектакль и на веселый бал? Разве не приятнее видеть свою фамилию ежедневно в рубрике великосветских приемов парижских газет, чем безнадежно ждать одобрения своей работы от далекого питерского начальства? К чему тратить время на домашнее хозяйство, когда на это есть прислуга?"
От семейного очага оставалась лишь та лицемерная видимость, с которой примирялось как с совершенно нормальным явлением не только парижское, но и всякое так называемое высшее общество."
И - говорит Наташе, по её воспоминаниям: "я беден, я не свободен, но, встретив вас, я понял, нет, я убежден, что могу любить только вас так, как никогда никого не любил и не полюблю. Верьте, мы будем жить и умирать вместе… Я ничего не могу предоставить вам сегодня, но я вступаю в добровольный плен! Я - ваш, и вы должны быть моей. Спросят вас: «Чья вы?» — и вы должны ответить: Алексея Алексеевича Игнатьева…"
А впереди была война и разлука... и много-много всяких испытаний.
